Том 11. Пьесы 1878-1888 - Страница 56

К оглавлению

Тихон (рассматривает медальон). Краденые часики… Ну, да ладно, пей… (Наливает водки.) Трескай…

Борцов. Только ты пальцами… не тово… (Пьет медленно, с судорожной расстановкой.)

Тихон (открывает медальон). Гм… Мадама!.. Откуда это ты подцепил такую?

Мерик. А покажь-ка! (Встает и идет к прилавку.) Дай-ка поглядеть!

Тихон (отстраняет его руку). Куда лезешь? Из рук гляди!

Федя (поднимается и идет к Тихону). Дай-кась и я погляжу!

К прилавку подходят с разных сторон странники и прохожие.

Группа.

Мерик (крепко обеими руками держит руку Тихона с медальоном и молча смотрит ни портрет). Пауза. Красивая дьяволица! Из барынь…

Федя. Из барынь… Щеки этта, глаза… Оттопырь руку-то, не видать! Волосья по самый пояс… Чисто как живая! Говорить собирается…

Пауза.

Мерик. Для слабого человека это первая гибель. Сядет этакая верхом на шею и… (машет рукой) и — крышка тебе!

Слышен голос Кузьмы: «Тпррр… Стой, тетеря!»

Входит Кузьма.

Явление III

Те же и Кузьма.

Кузьма (входит). Стоит кабачок на пути — ни проехать, ни пройти. Мимо отца родного днем поедешь, не приметишь, а кабак и в потемках за сто верст видать. Расступись, кто в бога верует! Ну-кася! (Стучит пятаком о прилавок.) Стакан мадеры настоящей! Живо!

Федя. Ишь ты, черт верченый!

Тихон. Руками-то не размахивай! Зацепишь!

Кузьма. На то они и от бога дадены, чтобы ими размахивать. Растаяли, сахарные, тетка ваша подкурятина! Дождя испужались, нежные! (Пьет.)

Ефимовна. Испужаешься, добрый человек, коли на пути такая ночь захватит. Таперича, слава богу, благодать, по дорогам деревень и дворов много, есть где от погоды уйти, а допрежь и не приведи создатель что было! Сто верст пройдешь и не токмо что деревни или двора, щепочки не узришь. Так и ночуешь на земле…

Кузьма. А давно, баба, на свете маешься?

Ефимовна. Восьмой десяток, батюшка.

Кузьма. Восьмой десяток! Скоро доживешь до вороньего века. (Глядит на Борцова.) А это что за изюмина? (Глядит в упор на Борцова.) Барин!

Борцов узнает Кузьму и, сконфузившись, идет в угол и садится на скамью.

Семен Сергеич! Да это вы или не вы? А? С какой такой стати вы в этом кабаке? Нешто вам тут место?

Борцов. Молчи!

Мерик (Кузьме). Кто это?

Кузьма. Мученик несчастный! (Нервно ходит около прилавка.) А? В кабаке, скажи на милость! Оборванный! Пьяный! Я встревожился, братцы… Встревожился… (Говорит Мерику полушепотом.) Это наш барин… наш помещик, Семен Сергеич, господин Борцов… Видал, в каком виде? На какого человека он похож таперя? То-то вот… пьянство до какой степени… Налей-кась! (Пьет.) Я из его деревни, из Борцовки, может, слыхали, за двести верст отседа, в Ерговском уезде. Крепостными у его отца были… Жалость!

Мерик. Богатый был?

Кузьма. Большой…

Мерик. Профуфырил отцовское-то?

Кузьма. Нет, судьба, друг милый… Господин был большой, богатый, тверезый… (Тихону.) Чай, сам, небось, видывал, как, бывалыча, тут мимо кабака в город езживал. Лошади барские, шустрые, коляска лесорная — первый сорт! Пять троек держал, братец ты мой… Лет пять назад, помню, едет тут через Микишкинский паром и заместо пятака рупь выкидывает… Некогда, говорит, мне сдачу ждать… В-во!

Мерик. Ума, стало быть, решился.

Кузьма. Словно как будто ум и при нем… Из малодушества всё вышло! С жиру! Первое дело, ребята, из-за бабы… Полюбил он, сердешный, одну городскую, и представилось ему, что краше ее на всем свете нет… Полюбилась ворона пуще ясна сокола. Из благородных девушка… Не то чтобы какая беспутная или что, а так… вертуха… Хвостом — верть! верть! Глазами — щурь! щурь! И всё смеется, и всё смеется! Никакого ума… Барам это ндравится, по-ихнему умная, а по-нашему, по-мужицкому — взял бы да со двора прогнал… Ну… полюбилась и — пропадай ты, доля барская! Стал с ней хороводиться, то да се, чай да сахар, прочее… на лодках всю ночь ездиют, на фортепьянах…

Борцов. Не рассказывай, Кузьма! К чему? Какое им дело до моей жизни?

Кузьма. Извините, ваше высокоблагородие, я только самую малость… Рассказал им и будет с них… Я малость, потому встревожился… Очень уж я встревожился! Налей-кась! (Пьет.)

Мерик (полушепотом). А она его любила?

Кузьма (полушепотом, который постепенно переходит в обыкновенную речь). Как не любить? Барин не пустяковый… Полюбишь, коли ежели тыща десятин да денег куры не клюют… Сам-то солидный, сановитый, тверезый… каждого начальства всё одно, как вот я тебя сичас… за ручку… (берет Мерика за руку) «здрасте и прощайте, милости просим»… Ну, прохожу однажды, это самое, вечером, через сад господский… сад-то, брат, ввво! верстами меряй… иду потихоньку, смотрю это, а они сидят на лавочке и друг дружку (изображает звук поцелуя) целуют. Он ее раз, она, змея, его два… Он ее за белу ручку, а она вся — вспых! и жмется, так и жмется к нему, чтоб ей… Люблю, говорит, тебя, Сеня… А Сеня, как окаянный человек, ходит с места на место и счастьем похваляется с малодушества… Тому рупь, тому два… Мне на лошадь дал. Всем долги простил на радостях…

Борцов. Ах… Ну к чему рассказывать? У этого народа никакого сожаления… Больно ведь!

Кузьма. Я малость, барин! Просют! Отчего чуточку не рассказать? Ну, ну, я не буду, ежели серчаете… Не буду… Мне плевать на них…

Слышны почтовые звонки.